«Отец работал в «Арктикугле». В 1932 году Отто Юльевич Шмидт — типаж большевистского просветителя — с бородой похлеще Марксовой, «великий путаник», как обозвал его Ленин, чем спас от кровожадных лап Сталина, — назначил отца генеральным консулом и начальником угольных рудников на Шпицбергене», – так начинается глава под названием «Шпицберген» в знаменитых мемуарах великой русской балерины Майи Михайловны Плисецкой…
На северном архипелаге маленькая ещё тогда Майя с семьёй прожила несколько лет и именно там впервые вышла на сцену. Это был самодеятельный спектакль по опере Даргомыжского «Русалка», режиссёром-постановщиком которого выступила мама Майи Рахиль Мессерер – знаменитая уже в то время актриса советского немого кино. Майя сыграла в нём свою первую крохотную роль маленькой Русалочки.
Отец Майи Михайловны, дипломат Комиссариата иностранных дел и внешней торговли Михаил Эммануилович (Менделевич) Плисецкий (1899 — 1938) действительно получил назначение на Шпицберген благодаря рекомендации известного полярника Отто Шмидта. На архипелаге он организовал и возглавил до наших дней активно и успешно работающий Трест «Арктикуголь».
Михаил Эммануилович не был моряком, но фактически стал им так как поставки оборудования для добычи угля и его отгрузки на материк осуществлялись судами морского флота… Наладить работу предприятия стоило немалых усилий со стороны людей прибывших в эти негостеприимные края да ещё с такой непростой задачей.
Руководил трестом Михаил Эммануилович с 1932 по 1936 год. Он был и начальником рудников Баренцбург и Грумант (старорусское название архипелага), и выполнял обязанности консула Советского Союза. Был на хорошем счету у руководства страны, считался грамотным и мудрым руководителем. За годы его работы на Шпицбергене была заложена основа всего дальнейшего присутствия России на этой арктической территории.
Судьба Плисецкого оказалась, к сожалению, трагической. Став жертвой машины репрессии, он по доносу был арестован в апреле 1937, под пытками через какое-то время дал «признательные» показания и был расстрелян 7 января 1938 года… Семья узнает об этой трагедии спустя 50 с лишним лет, в 1989 году, из текста справки о дате реабилитации. О ней жена и дети узнают тоже задним числом. Михаила Эммануиловича реабилитировали 3 марта 1956 года.
Все эти годы мать Майи Плисецкой ждала и надеялась…
Но в 1932 году супруге и двоим детям: Майе и её младшему брату Александру ещё только предстояло собственными глазами увидеть величественный, холодный и неведомый архипелаг, чьи жители даже спустя долгие годы будут бережно хранить память об этой удивительной семье, своими руками создав и поддерживая музей памяти Плисецких…
В пути
«Мы отправились на край света всей семьей. Отец, мама и восьмимесячный брат Александр. Путь предстоял длинный-предлинный, с остановками и громоздкими пересадками в разных странах. Самолётами тогда обычные люди ещё не летали. Поезд шёл на Берлин через Варшаву, где на перроне мы с матерью встретились с сестрой бабушки, приехавшей из дальней литовской провинции специально повидать нас. Отец с маленьким сыном остался в вагоне. «Как Вы похудели», — громко и бестактно прокомментировала я её внешность, приняв мамину тётку за бабушку. Неизбывная любовь мамы ко всяким родственникам выплеснулась опять так горячо, что наш поезд благополучно ушёл. Мы трое кудахтали и метались по перрону. На нашу удачу с соседнего пути отбывал местный поезд в нужном нам направлении. Мы с мамой вскочили на подножку в последний миг. Поезд уже двигался. Вагон был красного едкого цвета с жёлтой загадочной для меня латинской надписью посередине. <> Отца мы догнали. Он был взъярён, но тихо сдерживался. Кругом заграница, а мы… Черт знает что!», – бесхитростно писала позже Майя Михайловна в своей книге «Я, Майя Плисецкая».
Ехали через Берлин. Тогда будущая звезда русского балета ещё не знала, что всего через два года, в 1934 году, она снова преодолеет этот путь, но уже не будет так очарована. Ведь, по её словам, «во второе путешествие уже рябило в глазах от нарукавных свастик на мундирах штурмовиков».
А тогда, маленькая девочка была потрясена «устрашающим величием» этого города, аккуратностью его газонов и модным шиком женщин… Майя Михайловна увидит Берлин и позже, в 1951 году на молодёжном фестивале, потрясённая тем, что «кругом зияли уродливые развалины».
Из Берлина Плисецкие через Данию добрались в Норвегию.
«Гигантский паром проглотил наш состав как ни в чём не бывало. Это было похоже на ершовскую сказку, где Чудо-юдо Рыба-кит заглатывает пароходы с пассажирами и затем возвращает их по волшебному требованию Ивана-дурака целыми и невредимыми».
Осло запомнилось маленькой Майе привокзальной площадью с множеством ярких витрин в один из нечастых в этой стране погожих дней.
В одном из этих магазинчиков оказались «несметные богатства».
«Все они были из шерсти. Цветастые тёплые платья, широкие юбки, игривые рукавицы, костюмчики, прошитые золотой и серебряной нитью, пушистые кофты, связанные диковинной вязью сумки. У меня захватило дух. Мама долго комкала измятые бумажки, пересчитывая своё валютное убожество. На один детский костюмчик денег-таки хватило. Себе она ничего не купила. Хозяйка, растроганная нашей бедностью, сделала мне подарок — крошечный фарфоровый чайный сервизик, предназначенный маленьким девочкам для кукол», – вспоминала балерина.
Из Осло пароходом семья добралась в Баренцбург.
Шпицберген
«Посмотри по глобусу, читатель, как долго нам нужно было плыть. Вёз нас советский ледокол «Красин», два раза в год совершавший этот полярный марафон. По календарю было лето. Но все две недели плавания безбожно штормило. Сколько там было баллов — девять, десять, одиннадцать, двенадцать, — я не знаю. Но душу вывернуло наизнанку. Наш немудрёный скарб, уложенный в несколько потёртых чемоданов, ни минуты не стоял на месте. Если у Гоголя летали гробы, то у нас с крыльями были чемоданы. Из кают нос никто не высовывал. Я все время тщилась что-нибудь да увидеть в окошке круглого мутного иллюминатора. Но кроме бесконечных высоченных волн, ничего ни разу не разглядела. Капитан парохода ссудил отца древним патефоном с ввинчивающейся заводной ручкой, чтобы скоротать время. Пластинка у капитана нашлась лишь одна — отрывки из оперы «Кармен». Придерживая постоянно стремящийся улететь патефон рукой, мы сотни раз прослушали гениальные мелодии Бизе. Десятками лет позже, на репетициях «Кармен-сюиты», память моя добавляла к нотам завывание штормового ветра и удары свирепых волн о корпус корабля…».
Так началась новая страница в жизни Плисецких.
В своих воспоминаниях Майя Михайловна подробно описала прибытие на Шпицберген. Норвежские и советские люди здесь жили бок о бок. Дом, в котором поселилась семья, был на самом краю посёлка и упирался фасадом в горы.
«У нас были две комнаты. В одной в зимнее время постоянно горела сильная электрическая лампа, изображавшая небесное светило. В бесконечные чёрные полярные ночи человеку так не хватает солнца. Я пишу сейчас эти строки в Нерхе, в Андалузии, на сказочном юге Испании, где в феврале пьяняще цветёт миндаль и белое солнце застит глаза. Щедрин пишет фортепианный концерт по заказу «Стенвея». Меня опять отовсюду окружают горы, но такие иные. Как прекрасна твоя земля, Господь! У лета в Заполярье совсем другая цена. Всему радуешься вдвое, втрое. Когда на мох выползали карликовые сиреневые цветы, от умилённости схватывало дыхание. В этом моховом цветнике я как-то нашла раненого альбатроса. Он не мог лететь. Пять дней кряду я носила ему еду, а на шестой застала мёртвым. Всё было особенным. Радуга через горы. Её хотелось трогать, ласкать, касаться, так она была близка, нарядна, определённа, в красках: воистину, синий, как василёк, красный, как кровь, оранжевый, как апельсин, зелёный, как июньская трава в Подмосковье. И роскошь северного сияния. Шесть месяцев тьмы — тяжко. Но полярный день — радость неизбывная. Шесть месяцев света» («Я, Майя Плисецкая»).
Потрясённая количеством снега, активная от рождения будущая прима-балерина целыми днями носилась на лыжах:
«Не чувствуя времени, до середины ночи я слетала, карабкалась ввысь, вновь слетала с причудливых извилистых гор. Зазвать меня домой не было никакой возможности. Часто склоняемое в разговорах слово «Грумант-Сити» — это был второй после Баренцбурга город на острове — захватило моё детское воображение. Я намерилась дойти до него на лыжах. И пошла. Шла я долго. Валом повалил снег. Стена снега. Впереди видно ничего не было. Сплошное снежное месиво. Меня хватились. Мама работала на Шпицбергене телефонисткой и ей быстро удалось поднять тревогу. Послали лыжников с натренированной собакой. Я же, устав, решила передохнуть, села на лыжи. Снег стал превращать меня в андерсеновскую деву. Начала засыпать, впала в сладкую дрёму. Моя спасительница умница-овчарка Як (имя её вспомню, если разбудить среди ночи) — раскопала меня из снежного сугроба и поволокла за шиворот к людям. Так я родилась во второй раз».
Впечатлений на архипелаге хватало. Особенно завораживали маленькую девочку бешеные северные ветра этих мест. За пару минут они буквально заваливали людей снегом, сбивая с ног. Цепочки из людей, медленно передвигавшихся держась за руки, не раз будут вспоминаться балерине как символ человеческой стойкости и силы, несгибаемости перед ударами не только стихии, но и судьбы.
Людей маленькая Майя запомнила как очень похожих друг на друга, укутанных в тёплую одежду, бородатых, с обветренными суровыми, но добрыми лицами. Многие шахтёры, всю тяжесть труда которых Плисецкие осознали только в этих краях, работали и жили на Шпицбергене с семьями и маленькими детьми. Все они с удовольствием становились участниками театральных постановок под руководством мамы Майи Михайловны. Достойно отыграли даже знаменитую постановку Даргомыжского «Русалка».
«Чудом сохранилась выцветшая фотография, где сняты участники оперы. И я в их числе. Пьер Карден, готовя для издания мой фотоальбом, остановил свой выбор и на этой любительской карточке, невзирая на ужасающее её качество. А вкусу Кардена верить можно. Это было моё первое выступление с театральных подмостков перед публикой».
Шпицберген не оправдал бы своего имени, если бы юная Майя не повстречалась там с белым медведем. Весной в посёлок пришёл «хозяин Арктики». Его привлёк запах мочёных яблок из бочек, заготовленных людьми.
«Словно в краснопресненском зоопарке, медведь деловито стал лапой вынимать из бочки лакомства. С вершины лестницы я с оравой сверстников, как в гипнозе, не шелохнувшись, пристально наблюдала за ним. Медведь был изящный, с длинным розовым языком, красными глазёнками, совсем небольшой, похоже, не взрослый», – описывала позже и это чудо Арктики Майя Михайловна.
Фруктами северные края не богаты, поэтому они всегда один из самых дорогих подарков местным. Вот и отцу Майи Плисецкой, как советскому послу, под Рождество прислали норвежские власти фанерный ящик апельсинов.
Этот день стал одним из самых ярких отцовских уроков для дочери:
«Отец, не дав мне насладиться редким для северных мест фруктом, распорядился тотчас же снести посылку в шахтёрскую столовую. Мама причитала. Свой ребёнок без витаминов, а ты скармливаешь их по столовой. Отец так жёстко посмотрел на мать, что она замолкла на полуслове».
Кристальная честность и справедливость отца для будущей балерины – лица советского балета не только в СССР, но и за границей – были всегда самыми главными его качествами, которые она унаследовала и гордо пронесла по жизни.
«В большей из наших двух комнат стояла застеклённая буфетная горка, заставленная красивыми палехскими шкатулками. Все два года я попрошайничала у отца одну из них для своих детских игр. «Они не мои, — терпеливо осаживал папа, — они государственные», – с грустью и нежностью вспоминала об отце балерина.
Это были ещё только первые, светлые годы семьи Плисецких на Шпицбергене.
В свидетельстве о реабилитации отца, в 1989 году, Майя Михайловна увидит формулировку «расстрелян по ложному доносу». В мельчайших деталях будет она восстанавливать воспоминания их жизни на архипелаге. Тогда уже шептались, что её отец совершил ошибку взяв на работу в трест пропавшего в опалу друга Ричарда Пикеля, арестованного и расстрелянного в 1936-1937 годах.
«Знал ли отец, предчувствовал, брала ли его жуть, отодвигал ли он обреченные мысли, что ценой верности в дружбе будет его жизнь? Брать Пикеля на Шпицберген было смертельным риском. Так все, увы, и произошло. Следующим рейсом, когда началась навигация, приплыли на «Красине» два персональных — для отца — сыщика-осведомителя…»
Спустя десятки лет, увидев материалы дела отца, Плисецкая вспомнит дочерей этих людей. Она искренне дружила с ними…
С корабля на бал в балет
«Летом 1934 года после двухлетнего зимовья на Шпицбергене отцу дали отпуск. Длинным, утомительным путём, опять через всю Европу, мы всем семейством вернулись в Москву». («Я, Майя Плисецкая»)
Тут – то и было принято решение попытать силы юной и бредившей танцем Майи в прохождении экзаменов в Московское хореографическое училище (сегодня — Московская государственная академия хореографии)
«Мой успех в «Русалке» сыграл в решении родителей не последнюю роль. Да и изводила я их каждый божий день нещадно, танцуя, изображая, шумя, лицедействуя, словно наша баренцбургская квартирка была подмостками театральной сцены», – возбуждено писала в дневнике девочка.
Июньским дождливым днём 1934 года будущая великая русская балерина, дрожащая от волнения, успешно прошла вступительные испытания и начала свой блестящий, нелёгкий путь в балете, попав в класс солистки Большого театра Евгении Долинской…
Всего однажды и на короткое время Майя Михайловна прервёт занятия и вернётся на Шпицберген с родителями в 1935 году. На этот раз это будет последний и прощальный визит на архипелаг…
Вернувшись в Москву, она на шесть лет перейдёт под наставничество талантливой балерины Елизаветы Гердт.
Майя Михайловна несколько лет не будет поставлена в известность тётей Суламифь, удочерившей её после ареста мамы, о судьбе родителей, уверенная в том, что они в командировке. Беременную Рахиль Мессерер заберут в марте 1938 года прямо со спектакля «Спящая красавица» в Большом театре, где играла её младшая сестра. Плесецкая встретится с мамой через два года в городе Чимкент (Казахстан), куда она была сослана и где давала детям уроки танцев. На одном из музыкальных вечеров для жителей этого города 14-летняя Майя Плисецкая впервые исполнит партию Умирающего лебедя…
Потом будет Великая Отечественная война, эвакуация, возвращение, запрет на выезд из страны, реабилитация семьи, гастроли, концерты, работа над книгой, преподавание…
Более сорока лет Майя Плисецкая будет неизменной солисткой Большого театра. Объездит с гастролями почти весь мир. Выступит в постановках советских и зарубежных хореографов. Поставит свои. Неподражаемый «Умирающий лебедь» из «Лебединого озера», Китри из «Дон Кихота», Кармен из «Кармен-сюиты» — эти и многие другие роли Майи Плисецкой войдут в историю мирового искусства.
Она не оставит сцену даже в преклонном возрасте и в 1995 году, в день своего 70-летия, исполнит номер «Аве Майя», который специально для неё создаст французский балетмейстер Морис Бежар. В 2000-е покорит окончательно Японию.
В ноябре 2015 года в Большом театре готовился торжественный концерт в честь 90-летия балерины. До этого дня Майя Михайловна не дожила — она ушла из жизни 2 мая 2015 года. В завещании она написала, чтобы после смерти мужа их прах соединили и развеяли над Россией…
В 2025 году Россия отметит 100-летие со дня рождения великой и неподражаемой русской балерины Майи Плисецкой.
В российском посёлке Баренцбург всё ещё сохранился двухэтажный деревянный дом, где в 30-е годы прошлого столетия располагалось Российское консульство и в нём же проживала семья консула СССР на Шпицбергене Михаила Эммануиловича Плисецкого. Его реконструкция внесена в план Трест «Арктикуголь» и, возможно, как раз поспеет к 100-летию со дня рождения самой известной балерины, дебютировавшей на архипелаге.
Летом 2022 в Москве открылся музей Майи Плисецкой. В трёхкомнатной квартире на шестом этаже в доме на углу Тверской (бывшей улицы Горького) и Мамоновского переулка Майя Плисецкая и её супруг Родион Щедрин прожили с 1963 до 1991 года. В феврале 2022 года Щедрин передал помещение Музею имени Бахрушина. Здесь полностью сохранена вся обстановка и всё напоминает о звезде мирового балета. Посетителей при этом поражает скромность квартиры.
В гостиной развешаны афиши спектаклей, в серванте расставлены фигурки лебедей из металла, фарфора, хрусталя — подарки – напоминание о самой известной партии Майи Плисецкой, Одетты-Одилии из «Лебединого озера», исполненной более 800 раз только на сцене Большого театра. Сценические костюмы: розовое платье, созданное Ивом Сен-Лораном для балета «Гибель розы» Ролана Пети, черный костюм с сеткой из «Кармен-сюиты» на музыку Щедрина, платье из полупрозрачного газа с металлизированной вышивкой к балету «Анна Каренина» по дизайну Пьера Кардена. Духи Bandit от парфюмера Робера Пиге, полученные на Новый 1959 год в гостях у Лили Брик от писательницы Эльзы Триоле, супруги поэта Луи Арагона, сестры Лили. Её фотопортрет. Портрет Плисецкой работы Артура Фонвизина. За него художник получил медаль на Всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году. Произведения Фернана Леже. Литографии Марка Шагала… и кукольный сервиз из керамики…
Набор детской посуды маленькой Майе подарила та самая хозяйка небольшого магазинчика в Осло, когда семья Плисецких ехала к месту службы отца — на Шпицберген.
Рина Румянцева по материалам Бахрушинский музей, “Я, Майя Плисецкая”, Культура.рф, РГАЛИ – Виртуальные проекты, Памяти Майи Плисецкой (Морской Профсоюзный Телеграф) / Проза.ру, National-travel.ru, РБК Life
Ещё статьи: